— Как вы стали иллюстратором?

Практически как и все: еще в детском саду я начала рисовать, затем мои родители отправили меня в художественную школу, в которой я проучилась до 10 класса. Там я поняла, что рисование это моё, и поступила в колледж, а оттуда — в Белорусскую Государственную Академию Искусств на факультет графики. В тот момент это был факультет с очень крепкой школой рисунка и живописи — классическое академическое образование. Из всего, что мы изучали, мне больше всего понравилась детская иллюстрация. Самая первая моя книга, которую я сделала после обучения — «Безбилетный зай», я делала ее очень долго. Мне было очень интересно работать с текстом, интерпретировать его на свой вкус. В книге ты и как художник реализовываешься, и у тебя получается большая серия работ. То есть получается, у твоей работы есть какая-то хроника, и тебе даже не нужна выставка. В книге у тебя уже своего рода мини-выставка. И плюс ещё все эти мини-задачи: попасть в эпоху книжки, быть созвучным автору, эмпатия к автору. Очень-очень много побочных вещей, приятных, с одной стороны, и очень сложных — с другой, решая которые, я понимаю, что я попала с первого раза куда нужно.

— А сколько книг у вас сейчас?

Четыре книги иллюстративные детские. И очень много обложек.

— А книга-мечта есть какая-нибудь, которую бы хотели проиллюстрировать?

Хочется, конечно, что-то свое сочинить, какую-то свою историю. Пока получаются только короткие истории, серии. С текстами я не особо хорошо дружу, в голове я могу придумать концепцию и рассказывать в нескольких работах эту историю. Но так, чтобы прям детскую книгу сочинить, к сожалению, пока не было опыта.

— А вот короткие истории, эта серия про ведьмочек — это вами придуманные истории?

Да. Эта история появилась у меня на карантине. От долго сидения мне не хватало каких-то бурных красок, появилось желание рисовать что-то демоническое, полное жизни, с открытой сексуальностью и при этом немножко наивное. И сначала появился образ ведьмы в этом розовом дождевике, где она бегает по лесу. Потом всё перешло в небольшую серию. А последняя работа из этой серии это отклик на белорусские события, где ведьмы в лесу встречают черного быка. Черный бык это то, что сейчас происходит в Беларуси.

— Я нередко слышу, что академическое образование и классическая школа мешает иллюстраторам. Что хорошо, если у иллюстратора нет какой-то академической базы, и он свободен в изображении и не скован никакими законами. Вам не мешает ваше образование?

Могу сказать, что есть много плюсов от академического образования: это и понимание формы, свободное рисование человека, чувство цвета, развитое с практикой в том числе, композиция. Но были и вещи, которые потом пришлось самостоятельно развивать. В академии мы вообще не делали наброски. У нас было рисование на больших форматах, и на этих форматах мы сразу работали без эскизов. У нас не было зарисовок — сразу на холст. Максимум, что мы делали — это живописные этюды, раскладку по цвету. После академии я, занимаясь уже книгой, поняла, что очень скованно себя чувствую при рисовании, очень привязываюсь к реалистичному образу, мало стилизую, что мне нужно больше стилизовать и с помощью линий и цвета добиваться наиболее яркого образа. Я начала делать много-много зарисовок, сначала акрилом, а потом перешла на акварель, которой я не рисовала в академии. Эта текучесть акварели, она меня сначала безумно пугала, но в процессе практики я ее обуздала и поняла, что это большой кайф — делать акварельные наброски, они мне очень сильно помогли.

— В ведьмочках очень яркий цвет, что это за акварель?

Это «Эколайн» и при смешивании, когда мне нужно потушить цвет, я использую «Мастер класс» какой-нибудь, «Сонет» — старые краски подмешиваю.

— Способность к стилизации и стиль у художника — как его вырастить, как его найти? Как вам кажется, у вас есть стиль?

Всегда сложно на такие вопросы отвечать. Это как отвечать, красивый ты или не красивый.

— Многие иллюстраторы ходят даже на курсы про поиск своего стиля. Была ли у вас когда-нибудь внутренняя задача найти свой стиль, или это просто само пришло?

Нет, такой задачи не было. Было много-много сопутствующих задач, например: обращаться свободнее с белым пространством, научиться стилизовать. И вот это все наслаивается и помогает вытянуть образ из головы, который ты носишь в себе, который помогает выразить твою интерпретацию событий наиболее точно. Мне кажется, это так и происходит — рождение стиля, когда ты собираешь все нужные тебе инструменты: стилизацию, композицию, и это всё помогает вытянуть нужный образ. А он у каждого свой, ведь каждый транслирует мир по-разному, и каждый замечает разные вещи и их передает.

— А в какой момент художник становится профессионалом?

Это вообще очень сложно сказать. Я работаю с детьми, и, когда я смотрю на их работы, мне кажется, что вот они — профи, а я пытаюсь косить под профи.

— Дети — профи, это как понять?

Они делают всё очень-очень от сердца, они рисуют очень непосредственно, и это все такое не надуманное, такое естественное, поэтому кажется, что это очень профессионально. За этим не видно много стараний, когда художник очень-очень сильно хотел понравиться.

— Старания приравнивается к желанию понравиться?

Да, это одна из таких граней, мне кажется. Когда ты хочешь очень-очень понравиться или что-то выудить, но у тебя не до конца получается, и оно получается нарочито. Я люблю, когда более свободно нарисовано.

— А вообще, художник должен думать о том, чтобы понравиться аудитории?

— Да нет, он должен себе понравиться прежде всего, а аудитория опять же разная, ты вообще не можешь всем понравиться. Главное, чтобы тебе нравилось, что ты делаешь, чтобы хотя бы со временем мог принять свою работу. Тебе нужно время чтобы ее отпустить, а потом ты её принимаешь: «Ладно, здесь я ничего, я — молодец».



Беседу вела Анна Чефранова
Расшифровка интервью: Богдан Расухаджиев
Корректор, редактор: Денис Курбанов