— Кася, из того, что я про тебя знаю, это то, что ты на иллюстратора или художника не училась.

— Да, по образованию я филолог, училась в РГГУ на историко-филологическом факультете. Изучала русскую и итальянскую историю и культуру. Затем училась в школе переводчиков Триестского университета и в докторате объединенной Европы и изучала российско-итальянские культурные связи XVIII-XIX веков.

— Ого! Как ты там оказалась?

— Я всегда любила книжки, с самого детства, даже больше чем людей. У меня было больше друзей среди литературных персонажей, чем среди сверстников. И когда нужно было поступать в университет, я ничего не могла себе представить, кроме как продолжать что-то делать с книгами: читать их, изучать. Поэтому я поступила на истфил.

— Итальянская тема, это так красиво.

— Да, это очень красиво и такая случайность на самом деле. Итальянский был моим третьим языком в университете, но я попала к лучшим людям на земле, в Итальянский центр РГГУ, и меня затянуло в это очень сильно.

— Это третий язык, а второй какой?

— Французский, английский. Я вообще говорю на английском, французском, итальянском, испанском, каталонском, еще я учила польский, хорватский, ну и так по мелочи — латынь и старославянский.

— Это полиглот уже называется.

— Ну, наверное еще нет, просто я очень люблю языки.

— И ты свободно на них разговариваешь?

— Свободно далеко не на всех, это зависит от количества практики в данный момент.

— Ты прям гуманитарий классический?

— Жёсткий гуманитарий.

— Как так случилось, что ты начала иллюстрировать книги? Тут не будет истории, что: «Я рисовала с пяти лет»?

— Нет, не будет. Я всегда рисовала, ну, как все дети рисуют. Но я даже не ходила в художественную школу. Просто все время рисовала-рисовала, со временем я стала делать это больше, еще больше с рождением первой дочери. С рождением второй дочери я практически перестала работать с текстами, у меня появилось свободное время. Мы как раз переехали в Барселону, я ходила по городу, делала зарисовки, ходила на наброски. В Барселоне есть очень симпатичная ассоциация художников, которая называется «Центр Святого Люка». Это такой красивый дворец в готическом квартале, где есть библиотека, печатные мастерские и наброски. Ты платишь что-то за членство и можешь приходить и проводить там время. И я вот там зависала.

— А в книгу как пришла?

— Я на самом деле очень давно хотела работать с детской книгой, но не знала, как. Я что-то переводила, где-то редактировала уже. Даже немного поработала в издательстве «Самокат» кем-то вроде ассистента редакции. Потом я очень увлеклась историей детской книги.

С современной детской иллюстрированной книгой я столкнулась, когда моя старшая дочь была маленькая. Тогда я открыла для себя такую вещь как книжка-картинка. Я скупала их во всех поездках, потому что такая книга может быть на любом языке, там очень мало текста. Ты переводишь первый раз этот текст ребенку, а дальше он может бесконечно рассматривать всё сам.
Я помню, как попала в Японию и открыла для себя, насколько минималистична может быть книжка-картинка. Она может рассказывать, как листик оторвался от дерева и он семь разворотов летит над красивой природой, и от этого не оторвать взгляда. Я была поражена гибкости, пластичности и современности этого жанра.

— Как ты думаешь, японский подход к книгам и их метафоричность может ли иметь успех и быть понятым на нашем книжном рынке? Поймут ли эти книги?

— Поймут, но очень мало людей. Рынок намного более безжалостен к таким книгам, чем мы. Я, конечно, понимаю, насколько это все сложно продавать в России. Вообще с визуальной литературой здесь тяжело: мы текстоцентричная страна и культура в целом. Когда родитель открывает книгу и видит там очень мало текста, ему кажется, что он переплачивает, а картинки он особо не замечает. Это сложно все. Но на самом деле, даже в Европе такие малосюжетные, медитативные книги редко переиздают — это действительно особенный жанр. Да и не все дети способны их читать, визуальный нарратив требует всё-таки некоторого навыка. И мне кажется, что он врожденный, но довольно быстро теряется.

— Ты считаешь, что рождаются с ним все, но он потом он быстро теряется?

— Мне кажется, что да, если тебе попадаются в детстве много таких книжек-картинок, то ты умеешь их читать и можешь получать от них удовольствие.

— У тебя же есть международный опыт, ярмарка Болонская, MICBF и т. д., мне интересно, как европейский книжный мир реагирует на наших иллюстраторов.

— Всем ужасно интересно. Я вижу, как русские иллюстраторы становятся известными. Как они становятся звездами инстаграма. Как мне кажется, тут сейчас вырабатывается новый очень интересный визуальный язык, здесь становится больше и больше художников. Мне даже кажется, что книгоиздатели не поспевают, потому что художники у нас развиваются очень быстро и их много. Ну ничего, все всех потихоньку догонят.

— Для этого многое должно поменяться.

— Еще мне кажется очень важным, и я к этому тоже по возможности прилагаю свои усилия, что этот процесс невозможен в отрыве от мирового. Все должны почувствовать себя частью одной большой команды, современной визуальной литературы. Ты не можешь быть обособленным. Мне кажется, что ты всё время должен думать не только том, что есть на русском языке, но что есть и на других языках. Говорить не только на сцене российской, но и на международной. Ведь если ты сделаешь что-то действительно оригинальное на высоком уровне здесь — ты можешь продать права и на другие языки. Да и так жить интереснее.

У меня есть агент Дебби Бибо, у нее в портфолио два русских иллюстратора (я и Аня Десницкая). Дебби говорит, что российские иллюстраторы очень современные и в тоже время сразу очевидно, что мы русские. Важно, что иллюстратор развивается в большом контексте, со всем миром, но, с другой стороны, он какую-то традицию всё равно несёт. Для меня очень важно знать, откуда твои корни, откуда ты растешь. Я могу где угодно жить, в каком угодно контексте работать, на любом языке говорить, но для меня очень важно это ощущение «откуда я». Я прям знаю набор книжек из моего детства, которые меня сформировали.

— И какой набор книг из детства?

— Ну, например, я для себя абсолютно точно понимаю, что я из Пивоварова. Из Лебедева, из книги «Цирк». Как ни странно, еще из Васнецова, из вот этих всех горящих в темноте глаз и ящериц, спрятанных в лесу. Отчасти из Чарушина. И я вообще часто замечаю, что копирую литографию: я рисую и как-то подспудно пытаюсь имитировать литографию. Потому что все самые красивые книжки, которые у нас были в детстве они же литографированные изначально.

— А как ты рисуешь, чем?

— Тушь.

— Просто тушь?

— Бумага, тушь, да. Вообще почти все что я делаю, это один вид туши.

— Один вид туши? И какой?

— Сейчас я сдам свой главный секрет, это черная «Winsor & Newton» — лучше всех.

— А к экспериментам как относишься?

— Знаешь, я хорошо отношусь к экспериментам. Я вот в первый раз в жизни нарисовала целую книжку только в Procreate.

— Это какую?

— «Давай поедем в Уналашку» Ани Красильщик. Я ее всю нарисовала на айпаде в Procreate. Ужасно боялась, потому что никогда раньше такого не делала, но мне кажется, что в целом успех. Я ужасно люблю экспериментировать, но очень редко у меня что-то получается.

— Скажи, твое становление как художника, оно когда произошло? Когда ты себя почувствовала художником-иллюстратором? Или еще не почувствовала? Когда первую книгу держала в руках или как?

— Первая книжка была «Три четверти». Тогда я себя чувствовала ужасным самозванцем. На самом деле очень сложно сказать, наверное этот процесс завершился несколько месяцев назад, когда вышли «Соседи». Это же моя первая книжка-картинка, которую я написала и нарисовала сама. Вот мне кажется, это печать на мой несуществующий диплом.

— Она сначала была напечатана где-то в Америке?

— Печаталась она в Китае естественно, а издатель из Сан-Франциско (Калифорния). Но книга во всем англоязычном мире одновременно появилась, во всех магазинах. В Англии, в Австралии. И вот на днях вышла на русском языке в издательстве «Карьера Пресс».

— А механизм какой был: ты придумала историю, нарисовала и отправила издателю, и он ухватился или как это вообще происходит?

— Серию, которая легла в основу этой книжки, я нарисовала для конкурса иллюстраторской выставки Болонской ярмарки. На основе этой серии, вокруг неё, у меня в голове сложилась история, я её записала и показывала издателям в Болонье, довольно безуспешно.

Затем я училась в Милане в школе Mismaster. Там у нас там был мастер-класс моего будущего редактора Наоми Кирстен из Сhronicle books. Она смотрела портфолио вместе с Дебби, основательницей маленького агентства, ориентированного на книжку-картинку. Там я им показала свою книгу. Я прям помню, что, когда я им показывала, в какой-то момент они взялись за руки. Это всё так давно уже было, три года назад. Книги очень медленно в Америке делаются, у меня сейчас тоже в работе другие книги, и я уже вроде вовсю работаю, а все это выйдет так нескоро. Но с другой стороны, понимаешь, это залог качества, наверное.

— А не надоедает так долго над книгой работать?

— Ну, вот с книгой «Соседи» — нет. Я даже иногда думаю, что возможно я больше никогда не смогу так отдаться ни одному произведению. Я её, могу тебе прямо сказать, не отрывая задницы от стула полгода рисовала. Сначала очень много времени ушло на сториборд: он должен был быть суперподробным, мы на этом уровне очень много с издателем работали, потом они отпустили меня рисовать на полгода. В книге столько деталей всяких, я, видимо, по призванию миниатюрист или человек с обсессивно-компульсивным расстройством, меня это все очень поглощало. Был очень приятный момент, что меня отпустили рисовать, когда сториборд был просто максимально прорисован, поэтому передо мной уже не стояло никаких вопросов смысла, вообще. Передо мной стояли только вопросы техники — где и что отобразить. Я слушала музыку и находилась в такой нирване. Очень хочу на самом деле вернуться в такое состояние — погрузиться в рисование большого проекта. Поменьше думать и побольше пятнышек ставить тушью.

— А сомнения были? Что я рисую и вообще. Какие-то переживания?

— Да. Ну, синдром самозванца, это такая штука, которая если у тебя есть, то ты уже никак себе не докажешь, что ты настоящий художник. Ты просто принимаешь, что ты будешь метаться. Каждый раз, когда я что-то новое делаю, как только начинаю работать над книжкой или любой серией, на первой стадии ко мне лучше вообще не подходить, потому что я кусаюсь, очень злюсь, я не могу спать, я превращаюсь в отвратительную бабу, потому что у меня все не складывается. Не могу работать, очень долго не могу заставить себя работать, не могу заставить себя сесть за стол и при этом я не отдыхаю, это даже не прокрастинация, это дикая тревожность. Ты просто садишься, и у тебя ничего не складывается, не складывается, не складывается, не складывается. Ты начинаешь ссориться со всеми вокруг, и тебя это пожирает. А потом в какой-то момент вдруг у тебя все начинает получаться, и дальше сплошное удовольствие.

— И сколько лет ты в профессии? Ведь первая книга «Три четверти», не так давно была.

— Четыре года назад. Ну, в принципе, я в профессии четыре года.

— Вот это старт, у тебя такие позиции. И в Болонье отметилась, и книги вышли, и в России, и в Европе и в Америке. Это же очень круто.

— Мне просто постоянно очень везёт. Я так думаю. Ну и, знаешь, я просто очень хорошо знаю, чего я хочу. У меня нет художественного образования, я уже совсем не так юна, как могла бы быть, у меня двое детей. Я очень хорошо знаю, чего я хочу, и очень люблю то, что делаю. Я пришла в профессию очень готовенькая, и очень уже хорошо знала, куда я иду и что я хочу делать. Может быть поэтому все так сложилось.

— Похоже на правду. Без метаний ты просто идешь к своей цели.

— Может быть так, а может быть это просто везение. И я на самом деле постоянно готовлюсь к тому, что оно вот-вот закончится. Что я заторможу и исчезну на какое-то время, у меня не будет заказов и никто не будет у меня брать интервью. И этот момент очень скоро настанет.

— Ну, пусть это будет момент перезагрузки. Сейчас ты на пике, потом тебе нужно перезагрузиться для нового захода. Это нормально. А то всё время в таком тонусе, тебе времени не хватит, и всё надоест.

— В принципе, я думаю, если моя карьера оборвется, то я высплюсь, например.

— Ну, это будет совсем не скоро.

Беседу вела Анна Чефранова
Корректор, редактор: Денис Курбанов
Расшифровка интервью: Богдан Расухаджиев