Всё время мира
Автор статьи Мария Скаф
Обложки книг «Люди в картинках», «Сезоны», «Баллада». Иллюстратор Блексболекс.
Глядя на работы художников, отобранных в этом году на выставку в Болонье, можно смело заявить, что иллюстрация, наконец, подтянулась за прочими видами искусства, вновь открывшими для себя минимализм и наив уже десять лет назад. Если мы попытаемся кратко описать установившийся тренд, это будет звучать, как-то так: простота, табу на нарядность, максимальный уход от реалистичного рисунка, трафареты - новый чёрный, отсутствие тропа - тоже троп. Само по себе это звучит очень здорово и современно, правда, с поправкой на то, что среди семидесяти шести художников ярмарки в заявленный тренд не укладываются трое. Словом, не успели мы спастись от шквала рьяных последователей Ребекки Дотремер, как нас накрыло новой волной – совсем другого толка – и на гребне ее теперь французский художник Бернард Гранджер, больше известный как Блексболекс.

Здесь нужно оговориться. Мне кажется, это хорошо и правильно – то, как иллюстрация всем цехом отправляется осваивать тот или иной фрагмент общекультурного поля. Однако, мне так же кажется важным, однажды заметив, что мы куда-то пришли (то есть зафиксировав себя в некой точке, осознав, как мы сюда попали и что мы здесь делаем), отправляться дальше. Поэтому наш разговор о Блексболексе – это не только рассказ об одном из самых ярких представителей мощного течения, но и своего рода попытка переработать тему, чтобы дать нам возможность двигаться дальше.

Блексболекс родился в 1966 году – то есть по выражению экономиста Жана Фурастье в то самое «славное тридцатилетие», ознаменованное демографическим взрывом и невероятным ростом французской экономики. Закономерным образом он взрослел и формировался как художник в то время, когда уже прозвучали лозунги «Будьте реалистами – требуйте невозможного!» и «Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки». Он поступил в Школу Изящных Искусств в Ангулеме в 1984 – ровно через 20 лет после того, как на страницах журнала «Spirou» Морис де Бевер и Пьер Ванкеер впервые провозгласили комикс девятым видом искусства (и через десять лет после того, как в Ангулеме же стартовал известный на весь мир фестиваль комиксов). То есть в то самое время, когда избежать влияния Эрже и его чистой линии было решительно невозможно. Из этого описания мог бы сложиться портрет типичного французского художника, но Блексболекс больше этого и тем интересен.

Три самые известные его книги – «Сезоны», «Баллада» и «Люди в картинках» (которые как раз недавно были выпущены в России) - построены по одному и тому же принципу: на каждом развороте перед нами парное изображение с подписью, которое образует «читательский» нарратив.



Скажем, в «Балладе» Блексболекс вслед за Проппом называет минимальные сюжетные функции, выстраивая таким образом целую историю: поход, бандиты, пирушка и прочее. Центральным персонажем здесь становится Ведьма, чья задача уничтожить этот тщательно продуманный мир. Проклятье, которое она насылает, затрагивает не только картинки (которые становятся темнее), но и текст – ведьма хочет, чтобы исчезла вся книга. Однако ей не хватает сил, и пропадает лишь половина слов. Так Блексболекс заставляет читателя домысливать историю, отказываясь от авторского нарратива в пользу читательского.

Похожий прием мы видели в графическом романе Ричарда Макгуайра «Здесь». Триста страниц книги представляют собой изображение одной и той же комнаты, в которой во всплывающих окнах показаны фрагменты человеческой истории, имевшие место в этой самой локации, но в разное время на протяжении миллионов лет. Макгуайр о своей самой известной работе говорил так:
«Комиксы основаны на времени. Я работал с кино, оно тоже основано на времени, и с музыкой — она тоже. Но у комиксов есть сильные стороны, которых нет у этих двух.
Музыка и кино движутся в реальном времени, а в комиксах это движение можно сломать. Ты, например, совершенно не обязан читать комиксы линейно.»
[первоисточник, переход по ссылке]

Многие книги Блексболекса так же не нуждаются в линейном прочтении. «Люди в картинках» - как и «Баллада» - построены на назывании, однако принцип, которым образуется «читательский нарратив» здесь иной. История в «Людях» не разворачивается линейно, это скорее множество траекторий, прочерчиваемых одновременно, будто перед нами извержение вулкана или разлетающийся во все стороны одуванчик. Связи между картинками, образующие нарратив, складываются в пространстве одного разворота. Иногда они очевидны и находятся в смысловом поле (пара и холостяк, беженка и путешественник), иногда – в визуальном (швея и факир связаны через иглы, изображенные на картинках), иногда для того, чтобы понять, как связаны люди, требуется приложить усилия (то, что сковородки повара похожи на пластинки ди-джея, мы замечаем далеко не сразу), иногда связь так и не удается уловить (я до сих пор бьюсь над загадкой йети и секретарши). «Люди в картинках» - как модель целого мира, в который мы погружаемся сразу, не разворачивая его постепенно, но вертя головой во все стороны, стараясь уловить побольше, и потому совершенно не важно, откуда читать эту книгу: если Макгуайр умещает в одном комиксе миллионы лет человеческой истории, то Блексболекс умещает в «Людях» всё время мира.
На том же приеме строится последняя книга трилогии - «Сезоны»: четыре разворота рассказывают об одном времени года через связи, которые на первый взгляд могут показаться совершенно неочевидными. Как соотносятся сюрприз и неподвижность? Что общего у пляжного зонта и сливы? Блексболекс не дает прямых ответов, рассчитывая, что читатель самостоятельно выстроит связи и тем самым опишет новую, совершенно индивидуальную вселенную.

Поскольку речь идет об истории вообще и о человечестве в целом, художественная манера Блексболекса так же направлена на унификацию изображаемых людей. Похожим образом был устроен «Цирк» Владимира Лебедева, где до появления задающих структуру стихов Маршака, картины рассказывали о цирке вообще, не стремясь пересказать некое конкретное выступление. Не удивительно, что оба художника в результате тяготеют к эстетике плаката с его упрощением и плотным взаимодействием буквы, как графического элемента и картинки (впрочем, тут важно заметить, что подобная манера к Блексболексу пришла не напрямую от Лебедева, а через американскую живопись и дизайн второй половины 20 века).

Используя максимально условные изображения, художник оставляет читателю еще больше пространства для индивидуальных интерпретаций. Говоря о людях в целом, Блексболекс ждет, что мы сами придумаем каждого конкретного человека, создавая балладу, он рассчитывает, что мы захотим создать ее вместе с ним. И это то, что выделяет его на фоне прочих: помимо усвоенной актуальной художественной манеры, Блексболекс рассказывает истории, которые больше ни на что не похожи. И, кажется, к этому приему всему иллюстраторскому цеху еще только предстоит прийти.